Журавлев, раскачиваясь на задних ножках стула, пускал дым в потолок.
– Нет, это не тот человек, – наконец, сказал Локтев. – Не он – и все. И точка.
– Ну, вы что, шутите? – без всякой причины вдруг рассмеялся Журавлев. – Это снимки Мизяева, которые я получил от его матери. А вы говорите, это не Мизяев.
– Я не говорил, что это не Мизяев. Я говорю, что я сбил машиной совершенно другого человека. Мой старше, волосы темнее, да и лицо совсем не похоже.
– Подождите, подождите, – взмахнул руками Журавлев. – Давайте по порядку. Вы сбили машиной человека. Хорошенько его рассмотрели. Так? Затем на Петровке вам показали альбом, где собраны фотографии московских преступников. Точнее показали конкретную страницу из этого альбома. Там фотография некоего человека…
– Фотография и подпись под ней: Мизяев Олег Иннокентиевич. На этой фотографии узнал человека, которого случайно угробил. Это точно. Я не мог ошибиться.
– Тогда вывод следующий: на место фотографии Мизяева в милицейский альбом вклеили фотографию мертвяка.
– Но ведь я способен отличить живого человека от мертвого, – возразил Локтев.
– В милиции работают хорошие фотографы и ретушеры. А карточка, которую вы видели в альбоме, как я понимаю, была слабенькая. Резкость расплывчатая, изображение туманное. Правильно? Короче, это фотография мертвеца. И ещё одна вещь: Мизяев погиб при сходных обстоятельствах. Его тоже сбила машина, водитель скрылся с места аварии. Следователь был очень заинтересован в том, чтобы вы не сели в тюрьму, а стали его осведомителем. Ему пришла в голову эта идея, нагнать на вас страху. Дескать, Мизяев фигура в воровском мире, вы виновны в его смерти, воры вас заочно приговорили. Вот альбом, полюбуйтесь, кого вы сбили машиной. Уловка простая, но эффективная.
Локтев кусал нижнюю губу, и все гладил, все полировал ладонью лысую голову.
– Не могу поверить… Не могу поверить, что люди способны на такие подлости.
– Запомните, молодой человек, даже запишите для памяти: люди способны ещё и не на такие подлости. Это что – семечки. Я ещё прошлый раз удивлялся, как вы можете сочинять пьесы о людях, если совсем ничего о них, о людях, не знаете. Кстати, ваше ДТП произошло седьмого числа. А Мизяев погиб четвертого. Так утверждает его мать.
– Да, мать не перепутает дату гибели сына, – кивнул Локтев.
– Вот именно, не перепутает. У меня знакомый в Лефортовском судебном морге. Я на всякий случай проверил слова Мизяевой. Все правильно, тело её сына доставили в морг четвертого, в день аварии.
– О, Господи, как я облажался, – Локтев застонал. – Сука этот Руденко. Надеюсь, он попадет под автобус. А лучше сразу под электричку. В Москве полно безруких, безногих ампутантов, которые побираются, где попало. Очень бы хотелось однажды встретить среди них Руденко. Встретить и подать ему мелочь на бедность.
– Успокойтесь и не рвите на себе последние волосы. Поберегите их.
– После взрыва у меня на голове не осталось волос. Если вы это заметили.
– На голове не осталось, но на других местах ещё сохранились. Вот их и поберегите.
– Черт, вы все шутите, – Локтев завертелся на стуле. – А мне не до шуток.
– Поймите, наши изыскания ничего не меняют. Какая разница, кого именно вы сбили своей прекрасной машиной? Вы уже дали подписку, дали согласие стать сексотом. И точка.
– Мне нужен пистолет, – вдруг заявил Локтев. – Вы можете достать пистолет?
– Если вам оружие для того, чтобы свести личные счеты, застрелить сотрудника МУРа… Нет, в этом случае вам пистолета не видать.
– Не для этого. Я не хочу показаться слишком осторожным, но от этого зависит проблема моего личного выживания. У меня в жилах течет кровь, а не формальдегид. Пока пейджер молчит, но он может запищать в любую минуту. И нужно будет действовать.
– «ТТ» или «Макаров» вас устроит?
– Неужели у вас нет ничего получше?
– Проблема оружия – это проблема денег, – сказал Журавлев. – Если у вас есть тысяча, полторы тысячи, то послезавтра в семь вечера я смогу вам показать кое-какие образцы. «Люгер», «Браунинг», «Астра» – это реально. Качество оружия зависит от того, сколько зелени на кармане. «Смин и Вессон», «Глок» или «Беретта» – к этим близко не подступишься. Чтобы их купить, вам придется продать все свои пьесы, машину и весь свой навоз. Только сомневаюсь, что на ваши пьесы и ваш навоз найдется покупатель.
Журавлев рассмеялся, уронил пепел сигареты себе на грудь. Локтев бнзмолвно проглотил обиду. Он встал, дошел до двери и тут захотел огрызнулся в ответ. От человека, которому платишь деньги, он в праве слышать приличные слова, а не хамские шутки и замечания насчет непроданного навоза и пьес. Но сил на то, чтобы огрызаться, не осталось.
Голова начала слегка кружиться. Видимо, контузия, полученная во время взрыва в ресторане, ещё не прошла.
– Хорошо, послезавтра в семь, – сказал Локтев.
Голова кружилась. Он даже не хлопнул дверью. Тихо закрыл дверь за собой.
Последнее утро своей жизни хозяин взорванного, а затем сгоревшего ресторана «Домино» Рафик Исмаилович Оганян встретил на балконе своей квартиры в районе Новых Черемушек.
Он курил, не зная, что жить осталось всего какой-то час с минутами.
Над Москвой уже отгорела утренняя заря. Солнце плавно поднималось из-за дальних домов. Проснулись и запели серебряными голосами птицы. В такие мгновения убогий человеческий мир кажется прекрасным и гармоничным.
Но, как на зло, именно в это время Оганян потерял возможность удивляться и радоваться прекрасному. Оганян мутными тоскливыми глазами созерцал утреннее пробуждение природы. Он переживал сильнейший приступ депрессии и тосковал душой. Выбросив окурок, прошел в кухню, где ждала чашка черного кофе, а у разделочного столика супруга Надежда Николаевна резала молодые баклажаны и морковь.