Когда Максим упал на пол, Руденко сел ему на грудь и несколько раз съездил кулаками по физиономии. Затем он заломил Максиму правую руку, перевернул его на живот, несколько раз ударил кулаком по шее и по затылку.
И, наконец, защелкнул на запястьях браслеты наручников.
Руденко переступил порог первой комнаты. Обстановка, как на вокзале. Коробки, сумки, чемоданы. Он прошел коридор, свернул в другую комнату. Возле распахнутого настежь окна лицом кверху в луже крови лежала молодая девушка. Халатик на груди широко распахнулся, виден темный бюстгальтер. Пуля попала девушке в шею, насквозь прошла горло, пищевод и вырвала верхний позвонок.
Вот они, неприятности. Но эти неприятности Руденко, слава Богу, предвидел. Он застонал от досады, подошел к зеркальному трюмо, открыл верхний ящик и положил в него пакетик героина.
Затем он вернулся в коридор. Проходя мимо лежавшего на полу Максима, несколько раз с чувством пнул его ногой под ребра. Руденко обратился к омоновцу, оставшемуся стоять у выломанной двери.
– В той комнате труп женщины. Видимо, хозяйка квартиры Кошелева. Я сейчас сообщу в управление. А ты зови тех стариков понятых. Через полчаса здесь будет столько народа, не протолкнешься.
– Труп какой женщины? – тупо спросил Максим.
И получил ещё пару ударов под ребра.
Из Повенца в поселок Рыбачий дважды в день ходил автобус. Дорога в один конец занимала около двух часов.
Выбравшись из тряского, пропахшего соляркой и бензином салона, Локтев и Журавлев почувствовали необыкновенное облегчение. На этой последней остановке маршрута их никто не ждал. Размяв затекшую спину, Локтев огляделся по сторонам.
Площадь рабочего поселка навевала скуку. Одноэтажные дома, деревянный, похожий на барак, клуб, пожелтевшая от времени афиша на стенде. Одинокая старуха в светлом платочке дремлет на лавке, поставив у своих ног два полупустых мешка. Продавала сушеную рыбу и семечки, но покупатель не шел, она и заснула за свои занятием.
Локтев, сообразив, что в маленьком поселке все друг друга знают, хотел спросить у старухи, где найти Сергея Николаевича Осипова. Но не стал тревожить её вопросами. И без слов все ясно.
Над крышами домов поднималась черная металлическая труба, выпускавшая в серое небо клубы ядовито черного дыма. Осипов – истопник, значит, нужно идти прямо к этой зловонной трубе, и не ошибешься адресом. По широкой безлюдной улице Журавлев с Локтевым докопали до барака с надписью по фасаду «продукты». Журавлев заскочил магазин, через минуту вернулся, отягощенной двумя поллитровками, черным хлебом и килограммом сарделек.
– Учитесь, Алексей, народной дипломатии, – сказал Журавлев, загружая бутылки и закуску в свою сумку.
Закат позолотил темные окна домов, когда спутники, наконец, дошагали до котельной, повернули во двор. У женщины, мывшей возле колодца большие молочные бидоны, спросили, где найти истопника. Та махнула рукой на некрашеную дверь.
– Там он, внизу.
Локтев с Журавлевым вошли внутрь, по шаткой без перил лестнице спустились на два пролета вниз и оказались в высоком подвале, освещенном лишь подслеповатой лампочкой и отблесками оранжевого пламени, вылезающего из топки. Под лестницей стоял среднего роста худой мужик в кепке и темной рабочей куртке. Появлению незнакомых людей он не удивился и не обрадовался, только спросил у Журавлева, идущего впереди:
– Это вы Журавлев из Москвы?
– А вы Осипов Николаевич? – вопросом на вопрос ответил Журавлев. – Очень приятно. Мы думали, вы нас на остановке встретите, как обежали.
Он протянул руку истопнику. Тот вытер ладонь о куртку, крепко пожал протянутую руку и недовольно поморщился, увидав за спиной Журавлева молодого спутника.
– Некогда мне вас встретить было. Уголь завезли. Да и не был уверен, что вы появитесь. А это кто с вами?
Осипов указал пальцем на Локтева.
– Это мой напарник, – ответил Журавлев. – У вас ведь есть напарник в этой кочегарке? И у меня есть.
– Нет у меня тут никакого напарника, – ещё сильнее нахмурился Осипов. – А ваш парнишка сказал, что вы один приедете.
– Планы изменились. А что ещё говорил мой парнишка?
– Говорил, что вы хорошо заплатите. Ну, за мои рассказы.
Осипов натянул кепку глубже, словно хотел спрятать под ней хитроватые, близко посаженые глаза и хронически красные уши. Он открыл кочергой раскаленную дверцу топки, бросил в огонь пару лопат угля.
– Что, много работы? – из вежливости поинтересовался Журавлев.
– Какая там работа, – махнул рукой истопник. – Сегодня в бане помывочный день. Вот и работаю. В следующий раз на трудовую вахту заступать только через неделю. Так как насчет денег?
– Мы заплатим, не волнуйтесь, – встрял в разговор Локтев. – С деньгами все в порядке.
Он вытащил из кармана бумажник и помахал им в воздухе.
– Заплатите прямо сейчас, – заупорствовал Осипов. – Какая вам разница, когда платить? Завтра или сейчас. Вот и заплатите.
– Хорошо, заплатим сейчас, – согласился Локтев.
– Только хорошо заплатите.
Локтев тяжело вздохнул. Тягучий бестолковый разговор вернулся к тому, с чего начался.
– Хорошо это сколько?
– Хорошо – это хорошо, – ответил Осипов, видимо, с трудом представлявший себе конкретную цену своей информации. – И в долларах. Мне рубли не нужны.
– А если у меня нет долларов?
– Тогда возьму рублями, – без запинки ответил истопник. – По курсу.
– Хорошо, – сдался Локтев. – Я рассчитаюсь зелеными.
Он полез в бумажник, зашелестел бумажными деньгами. Осипов нетерпеливо заглянул в чужой кошелек, словно хотел воочию убедиться в платежеспособности молодого гостя.