Амнистия - Страница 93

– Да, Старостин сомневался. А я всегда был на твоей стороне. Всегда тебя поддерживал, как только мог. Ты сам это знаешь.

Локтев этого не знал, а поддержки Замятина никогда не чувствовал. Но не стал возражать, а просто тихо удивился. Успех своей пьесы на художественном совете Локтев объяснил для себя не присутствием именитых драматургов или важных сановников. Видимо, изменилось что-то в самих звездах, в расположении небесных светил, – решил он. Черная полоса, наконец, закончилась. Закончилась, потому, что все на свете имеет свой конец. И началась полоса светлая.

В конце разговора Замятин объявил, что театр готов принять от Локтева и другие его произведения.

– Поставим все твои вещи, – сказал Замятин. – Все. Только нос не задирай. И помни, кому ты обязан своим успехом.

Замятин ткнул себя пальцем в грудь. Директор окончательно вжился в роль отца благодетеля и покровителя молодых дарований. А Локтев все ещё не мог поверить в свое счастье, все ещё терзался сомнениями.

– И даже никаких исправлений не требуется?

– Не требуется.

– А может ли случиться так, что мою пьесу в самый последний момент отклонят? Ну, такое возможно?

– Это невозможно, – парировал Замятин.

Он, как человек любивший образные выражения, подумал секунду и добавил.

– Это все равно, что заработать искривление нижних конечностей в результате слишком частых половых сношений с секретаршей. Временное половое бессилие – это пожалуйста. А вот искривление ног – ни в коем случае. Нет, это невозможно.

– Спасибо, вы меня вдохновили.

– Кстати, тут один мужик заходил из милиции, – вспомнил Замятин. – По фамилии Руденко. Тебя искал. У тебя нет неприятностей по милицейской линии?

Локтев за последнее время настолько привык врать, что даже не поморщился.

– Макс Руденко, это мой дружбан, – сказал он. – Старый приятель. У меня в квартире ремонт, я живу у дяди. Макс меня найти не может. Вот в театр и сунулся.

– Ну, слава Богу, – успокоился Замятин. – Ты позвони этому Руденко. А то он снова придет.

– Хорошо.

Локтев выпил сто грамм коньяку из личных запасов директора. За успех пьесы. Через четверть часа он вышел из театра под серое небо, под мелкий дождь. Теперь Локтев уже не знал, радоваться ему или плакать.

Глава двадцать третья

Константин Платонович Василец, бывший инструктор собаковод, а ныне одинокий пенсионер, не привык и не любил сидеть без дела. И то благо, что работа всегда находилась. Одноэтажный частный домик в пригороде Подольска, яблоневый сад, три теплицы и бесчисленные грядки требовали хозяйского глаза и ухода.

Но главной заботой Васильца и после выхода на заслуженный отдых оставались собаки.

Он жил тем, что откармливал, обучал и продавал обеспеченным людям немецких овчарок. Пользуясь старыми связями и знакомствами, Василец за бесценок брал выбракованных щенков в милицейском питомнике при школе служебного собаководства. Из этих собак, по разным причинам не годных к милицейской службе, тем не менее, получались отличные охранники частных домов и квартир.

Правда, дела на коммерческом поприще последний год шли далеко не блестяще. В прежние времена Василец одновременно держал в клетках на своем дворе до двадцати собак. Теперь осталось только шесть. Три собаки, можно считать, уже пристроенными. И аванс за них получен.

Три другие собаки ещё ждут своих хозяев. Можно сказать, что вся эта коммерция себе один убыток. Вырастить и обучить сторожевую собаку дело хлопотное и очень накладное. Сам кусок не съешь, а овчарка должна быть сытой.

А клиент в последнее время пошел не слишком денежный, избалованный, ничего не смыслящий в настоящих собаках. И что обиднее всего, не признающий чужого мнения. Мнения человека, всю жизнь отдавшего обучению четвероногих. Люди с большими деньгами предпочитали брать собак голубых кровей, более породистых, чем простая овчарка. Василец прогорал именно в тот момент, когда деньги особенно нужны. Через месяц свадьба внучки. И поехать к молодым в Чебоксары без хорошего подарка – последнее дело.

Но сегодня день особый. К полудню Василец ждал денежного заказчика. Возможно, финансовые проблемы быстро разрешатся.

Утро Василец начал, как обычно. Сегодня четверг, значит, как всегда в этот день недели нужно позаботиться о пропитании для собак. Еще ни свет, ни заря он выпустил из самодельных клеток, обтянутых металлической сеткой, шесть молодых овчарок. Когда собаки набегались по двору, Василец палкой загнал их в клетки.

А сам сел за руль старенького «Москвиче» отправился на местный мясокомбинат. В палатке рядом с проходной можно дешево купить мясной требухи, а знакомый забойщик скота к восьми утра выносил к воротам десятилитровую канистру свежей коровьей крови.

Василец обернулся быстро. Очередь за требухой оказалась короткой, знакомый забойщик уже ждал на обычном месте. Затарив багажник, Василец приехал домой, поставил во дворе машину, запер ворота, спустил в погреб пакеты с требухой. Теперь можно немного передохнуть. Он вынес во двор тазик с замоченным с вечера бельем и принялся за стирку. В калитку постучали, когда Василец достирывал последнюю пару носков.

С другой стороны калитки стоял Тарасов и барабанил кулаком в плотно пригнанные доски забора.

– Иду, иду…

Василец выплеснул из тазика грязную воду и со всех ног помчался к калитке.

– Доброго здоровичка.

Василец пропустил Тарасова во двор и закрыл калитку, опустив металлический крюк.

– И вам того же, – Тарасов доброжелательно улыбнулся.

– Вон туда, Николай, идите. За дом…