Табачный дым горчил, в горле першило, Локтев выбросил сигарету.
– Ее застрелили?
– Нет. Что с ней сделали, сказать страшно. Знаю только, что ей вырезали нижнюю челюсть. И глаз у неё тоже не было. Все купе в крови. Даже потолок. Приходили из транспортной прокуратуры, из милиции. Тело в морг увезли. Там, в Питере. Так даже они, милиционеры, смотреть не могли, отворачивались. Из её головы торчала рукоятка кухонного ножа.
– И пассажиры ничего не слышали? Ну, её криков?
– Не слышали. Все тихо было. Может, ей рот заклеили. А может, она уже мертвая была, когда её всю бритвой изрезали.
– А вы сами видели тех людей, что сели к ней в купе?
– Мельком, вот тут, на перроне. Одного со спины. Обычный мужчина, темные волосы, куртка кожаная короткая. А другой приметный – здоровый такой бугай. Тоже в кожаной куртке.
Локтев полез за пазуху, вытащил из нагрудного кармана рубашки фотографию Кислюка и показал её проводнице.
– Не этот?
– Кажется, он, – девушка, разглядывая снимок, прищурилась. – Точно, этот. Только на фотографии он моложе. А так – он. Вот вы какой. Обманщик. Сказали, что не из милиции. Что вы муж подруги. Что с лестницы упали.
В эту секунду Локтев решил, что сладкая ложь лучше горькой правды.
– Что ж, по-вашему, милиционеры не люди? – улыбнулся он. – Не имеют права с лестницы упасть?
– Падайте на здоровье, – в ответ улыбнулась проводница. – Но зачем людей обманывать? Мне от милиции скрывать нечего. Скажите, а теперь его найдут? Ну, этого, который на вашей фотографии?
– Теперь найдут, – уверенно ответил Локтев. – Теперь обязательно найдут.
Он поблагодарил девушку, вышел из вагона и, сжимая в карманах кулаки, зашагал к метро. Дождь припустил с новой силой. Небо в клочковатых облаках сделалось совсем низким, в лужах плавали водяные пузыри.
Локтев вошел в шашлычную «Вид на Эльбрус», вдохнул знакомый аппетитный запах собачьей шерсти и половой тряпки.
На улице уже сгустились ранние дождливые сумерки, а в забегаловке включили верхний свет. За ближнем к дверям столиком все те же мужики внимательно делили бутылку белой. Насидев это место неделю назад, они, казалось, так и не встали с него. Все та же женщина в открытом сарафане, обнажавшим худые острые ключицы, грызла куриную кость, похожую на черный карандаш.
Руденко уже был на месте. Он удобно устроился за дальним угловым столом возле витрины, выходящей на помойку, и ожесточенно рвал зубами жесткий шашлык, запивая еду какой-то мутной жидкостью.
Локтев, хотя и не прочь был перекусить, не стал подходить к окошку раздачи. Он боялся, что Руденко из вредности не даст ему поужинать. Как в прошлый раз, в сердцах плюнет в компот или в тарелку. Так к чему попусту переводить деньги?
Пройдя зал, Локтев подошел к столику, сел напротив Руденко и пожелал инспектору приятного аппетита. Тот не ответил, только глянул на осведомителя с отвращением, как на дохлую крысу, и снова впился зубами в кусок пережаренного мяса. Локтев потянулся рукой к соседнему столику, поставил перед собой стеклянную пепельницу и достал сигареты.
Руденко отодвинул тарелку в сторону, решив, что даже с его здоровыми зубами, такой шашлык не одолеть.
– Надо менять место наших встреч, – сказал он, вслух отвечая на собственные мысли.
Локтев посмотрел на инспектора внимательно, тот выглядел уставшим. Лицо серое, нездоровое. Возможно, впечатление обманчиво. Всего лишь игра света и тени. Руденко поднял на Локтева тяжелый взгляд.
– Слушай, Кактус, ты меня подставил. Но это ещё не все. Из-за тебя погибла девчонка, которой ещё и девятнадцати лет не исполнилось.
– Что за девчонка погибла?
Локтев недоверчиво прищурился. Он не мог решить, верить инспектору или тот в очередной раз вправляет ему мозги.
– По твоей наводке мы выехали на улицу Косточкина. Но Тарасова в квартире не оказалось. Хату пришлось приступом брать. Три человека из наших ранены. Участковый милиционер потерял глаз. Хозяин квартиры принял нас за бандитов, стал отстреливаться из помпушки.
Локтев от удивления округлил глаза.
– Но этого мало, – продолжал Руденко. – Мы нашли в квартире труп девчонки. Кто-то выстрелил в эту девку с чердака соседнего дома. Она стояла у раскрытого окна, а мы в это время штурмовали квартиру. Не известно, кто стрелял, с какой целью. Девчонка неделю как вышла замуж. Скорее всего, её бывший ухажер постарался. Из ревности. Сейчас мы проверяем эту версию. Короче, я в дерьме по уши.
– Но я тут при чем?
– Ты, конечно, не при чем, – зло усмехнулся Руденко. – Я целый день допрашивал мужа убитой, он никогда не слышал о Тарасове. Знать его не знает. И отец этого парня утверждает, что не знает Тарасова. И все другие родственники говорят то же самое. Отец этого парня, мужа убитой неизвестно кем девчонки, оказался большим человеком. Влиятельным человеком, со связями.
На лице Локтева отразилась растерянность, но лишь на секунду. Руденко продолжил рассказ:
– Так вот, он поставил на уши все ГУВД, все МВД, чуть не до министра дошел. Я говорю, у него большие связи. Из-за тебя мы трахнули не в то место не того человека. Теперь у меня неприятности. Я уже написал целую папку записок и рапортов. Всем своим начальникам и прокурору. Придется исписать ещё столько же бумаги. Меня спасло лишь то, что на этой долбаной квартире мы нашли наркотики. Героина нашли три грамма. Кактус, ты даешь ложную информацию. От неё воняет за километр. Дошло?
Локтев кивнул и прикурил ещё одну сигарету.
– Теперь отвечай: какие у тебя источники информации? С чего ты взял, что Тарасов припрется на долбаную улицу, по этому долбаному адресу?